Хроники Иловайского ада
29 серпня 2016, понеділок, 21:25 | Джерело: http://www.unian.net/
Этот материал – художественная интерпретация событий, основанная на воспоминаниях бойцов, которые вышли из Иловайского котла, и анализе сектора, где два года назад разворачивались боевые действия, вошедшие в новейшую историю Украины как один из самых кровавых моментов российско-украинской войны.
24 августа 2014 года. Воскресенье
Киев утопал в зелени каштанов, жаркий август плавил асфальт и умы украинцев, общество разделилось на противников и сторонников проведения парада, в воздухе висела атмосфера ненастоящего праздника, когда сводки с фронтов становились все неоднозначнее и размытее… За несколько сотен километров от столицы обстановка была иной.
Еще вечером 23 августа, комбат собрал офицеров. Раздали очень подробные карты Иловайска – свежие волонтерские, с номерами домов и названиями улиц. До входа в город оставалось менее суток и командирам предстояло за ночь выучить эти улицы. По первоначальному плану – подразделению следовало войти в город, соединиться с силами другого добровольческого батальона и заняться зачисткой. Армия обещала усиление в виде нескольких БМП.
“На бумаге” все выглядело складно. Проблемой было то, что подразделение, имея 95 человек в наличии, являлось, по факту, ротой, а задачу получило как на батальон. Нереальные задачи, некомплект личного состава, помноженные на тотальную неразбериху, в результате, привели к катастрофе.
Передовая база в Многополье кишела людьми и техникой. Грохочущие в пыли БМП и танки внушали уверенность в успех мероприятия. И хоть до границы с РФ было всего 35 километров, в угрозу прямого вторжения как-то не верилось. Было горько и обидно, за сектор Д, подвергшийся предательским обстрелам с территории сопредельного государства, но еще теплилась надежда на благоразумие российского командования. Надежда на то, что противник ограничится гибридной войной – поставками вооружений и добровольцев.
Нам оставалось не так уж и много: “дочистить” Иловайск, фактически блокировав Донецк, а дальше – господам сепаратистам просто некуда будет деваться.
Около полудня, двумя группами, одна за другой, укрываясь за заградительным огнем артиллерии, минуя полуразрушенные дома и остовы сгоревшей техники, подразделение вошло в Иловайск. Этот город, в первую очередь, – большая железнодорожная станция, разделяющая его на две части. Проехав тыловые позиции, колонна проследовала к большому локомотивному депо, находящемуся в центре населенного пункта.
Согласно первоначальному плану предполагалось, опираясь на депо, перейти через железнодорожные пути и зачистить восточную часть. Учитывая, что количество противника, защищающего город, оценивалось крайне малым – около 60 человек – задача выглядела весьма реальной. Но работа артиллерии (как ствольной, так и реактивной), вылазки противника значительно более многочисленного, чем предполагалось ранее, – внесли в стройный план свои коррективы.
Нет, на самом деле это не был “Сталинград”. Как минимум, поначалу.
От школы №14 наши небронированные автобусы беспрепятственно попали в депо, где были запаркованы под крышей. На всякий случай были выставлены посты, определены сектора огня и порядок действий на случай атаки противника, налажено взаимодействие (на месте уже некоторое время был еще один “батальон”, человек 25). Здесь никто не собирался засиживаться, и уже на следующий день планировалось выдвигаться – продолжать зачистку. К сожалению, многим не суждено было дожить до следующего воскресенья.
25 августа 2014 года. Понедельник
Иловайск взят. “Входим, чистим, вечером выходим”, – таков, вкратце был первоначальный план. Однако все пошло не так и рассвет бойцы встречали под аккомпанемент разрывов ракет РЗСО “Град” – “немного промахнулись” свои артиллеристы. Четко по нам.
Зданию депо досталось крепко. Упали куски крыши, чудом не прибив никого из бойцов. Часть крыши и внутренней стены рухнули совсем рядом, засыпав пылью все вокруг. Осколками или кусками бетона посекло вагон, где ночевали люди. Побило автобусы, а покрышки и моторы чудом остались целы. Самое смешное, что результаты артналета можно было оценить, как позитивные. Тем более, часть ракет упала перед позициями, подчистив территорию от особо ретивых врагов.
К обеду, а то и раньше, закончилась питьевая вода. Горячее лето поглощало ее с неимоверной быстротой. Бойцы добыли минералку, лимонад. Был еще бар с коньяком и водкой, пошедшей, в итоге, на омовения. Ситуация медленно накалялась, стрельба становилась все чаще. Работали минометы. Торчать в депо рядом с тепловозами, мазутом и цистернами с топливом становилось все менее комфортно. На протяжении дня никаких новых задач не поступало, была команда “держать периметр”.
Комбат соседей, не дождавшись нашего командира, уехал на совещание на УАЗе, попал в засаду и был убит. В радиосвязи было слышно, как под звуки стрельбы водитель запрашивал помощь, затем связь оборвалась (после один боец, уже будучи в плену, слышал, как один из сепаратистов или русский рассказывал, как он перерезал этому водителю горло). Под обстрел попал и наш командир, но его (с водителем) спасло то, что машина была бронированная. С простреленным радиатором и колесом они дотянули до какого-то садика и под огнем поставили запаску.
Вечером, около 17.00, стало тихо. Не то чтобы совсем, просто стрельба и взрывы были где-то вдалеке, словно фон к окружающей реальности. Откуда-то с “ничейной земли”, со стороны пожарного поезда, послышались молитвы – какие-то мусульмане совершали вечерний намаз. Исправно отмолившись, оттуда крикнули “аллах – акбар”. Подумалось: “Вот же упоротые люди, стреляют – аллах акбар, получают ответку – аллах акбар, молятся – тоже аллах акбар”. Ну, акбар, так акбар… Воистину акбар, что вам еще сказать…
А потом завертелось. Два наших бойца таки нашли спиртное, и, злоупотребив, пошли через железнодорожное полотно “в разведку”. Самовольно. Приключения на свои пятые точки они нашли, пробравшись в здание, где находилось что-то вроде штаба “ДНР”. ДНРовцев, правда, там не было: за стенами добротной, советских времен постройки, прятались 20-25 гражданских. Но пока общались, проверяли документы, разбирались, кто такие и что делают, туда подошли и люди с оружием.
Отойти по-тихому не удалось, завязался бой, в итоге, заблокированные в здании искатели приключений запросили по радио помощи (радиостанции тогда еще были живы). Комбат в помощи отказал, но человек 15 организовались самостоятельно и взялись забирать своих товарищей. Поддержку огнем (часто почти вслепую, по наводке) оказывал так называемый “пятизвездочный отель” – ключевая позиция напротив школы, впоследствии отражавшая атаки боевиков едва ли не круглосуточно. В ответ открыли огонь из СПГ (эта доисторическая труба была весьма грозным оружием в руках более-менее искушенного стрелка, и сыпавшаяся с огромными клубами пыли со стен штукатурка красила воздух в белое). “Спецоперация” длилась около часа и обошлось без потерь – людей вытащили.
Примерно в это же время кто-то вдоль железной дороги пошел в атаку – брать нефтеперерабатывающий завод на юге от депо. Отчетливо слышались выстрелы, рев моторов БМП, взрывы АГС. Все было основательно и серьезно. Казалось, ситуация улучшается, потому что сидеть и оборонять какой-то, пусть очень большой и кому-то нужный дом – как-то мрачновато. Тем более, что патроны таяли на глазах.
К вечеру завод зачистили и пробили еще один коридор в город. Или, наоборот, из города (тогда еще было не совсем понятно). Забегая наперед, можно сказать, что “коридор” был наш до обеда следующих суток. Сил удерживать все и вся, не говоря уже о каких-то осмысленных атакующих действиях, было катастрофически недостаточно. “На бумаге” – в Иловайске воевало несколько батальонов, а это хорошо за тысячу человек, в реальности – с трудом насобиралось бы и 300.
26 августа 2014 года. Вторник
Традиционный обстрел поутру, традиционный ГРАД, традиционный миномет… В ситуации, когда каждая минута может быть последней, время то тянется как резина, то летит со скоростью пули, не подчиняясь каким-либо законам. Невидимый враг сделал перерыв на завтрак, позволив перекусить и нашим. Но перерыв был не долгим.
Противник подходил малыми группами (иногда по одному, по два человека), вел хаотичный, неприцельный, как он правильно называется – разведывательный огонь, отстреливая из-за укрытия пару магазинов. Наши, само собой, отвечали. Ясное дело, раскрывая свои позиции, тратя и без того ограниченный боекомплект. В ответ на это, уже издалека, по “вскрытым” позициям начинало работать что-то тяжелое. Раскусив на третий день боев эту тактику, мы просто перестали отвечать на эти провокации, ведя огонь только наверняка.
Артобстрел – это вообще очень печально. Кто-то невидимый, откуда-то издалека отгружает тебе снаряд за снарядом, а ты, даром, что метко стреляешь и разбираешься в тактике, прячешься как таракан, не в силах ответить. Протяжный свист полета мины пилит нервы похуже скрипа пенопласта по стеклу. Но артиллерия – слепа. Без корректировки ее огонь – лишь бестолковая игра в “русскую рулетку” со смертью. Артиллерийский корректировщик – наша первоочередная цель.
За железной дорогой, на крыше девятиэтажки стоял человек. Идиотская ситуация, когда ты смотришь на противника в бинокль, а сделать ничего нельзя – далеко, почти полтора километра, даже 7.62, даже РПК – не достать. Корректировщик свое дело знал, и минометчики били достаточно точно. Не интересуясь в данный момент депо, они плотно насыпапли куда-то нам в тыл – частный сектор дымился.
Наш стрелок, дождавшись разрыва очередной мины, медленно выдохнул и плавно нажал спуск, по лбу скатилась капля пота. Красивая импортная винтовка выплюнула очередную пулю в воздух. Та, вращаясь, устремилась куда-то вдаль и вверх. Замедляясь и снижаясь по параболе, пуля постепенно теряла скорость вращения и стабилизацию. Наблюдатель замер в ожидании. Дистанция – тысяча пятьсот, цель – грудная фигура. Промах.
Стрелок не спеша потянул рукоять затвора на себя, дымящаяся, блестящая гильза со звоном упала на бетон. Закрыв на секунду покрасневшие от усталости глаза, он двинул затвор вперед, досылая новый патрон. Дистанция – тысяча пятьсот, цель – грудная фигура. Палец нежно жмет спуск. Лягаясь отдачей в плече, винтовка делает выстрел. Пуля, еще не успев остыть, замедляя свое вращение, идя по спирали, преодолела тысячу пятьсот метров и встретилась с телом человека. Пробив китель, кожу, мышцы и спрятанное за всем этим сердце, пуля развернулась боком, плашмя ударившись в ребра, осталась в теле. Словно тряпичная кукла, безвольно и бессильно, корректировщик опал и скрылся из виду.
“Попадание”, – спокойно доложил наблюдатель. С 15-16 выстрела снайпер таки снял с крыши девятиэтажки корректировщика, и буквально через 10 минут обстрел прекратился. После этого минометы противника молчали почти сутки.
Установилась относительная тишина, да и от постоянного громыхания взрывов все слегка подоглохли. Поэтому вой пилорамы и лязг гусениц с юга был неожиданным. Танк – это всегда серьезно. Но, с учетом того, что звуки доносились “с тыла”, логично было предположить, что он все-таки “свой”. По депо побежал слушок, дескать, приехал наш танк, сейчас сепарам капец настанет. Настроение резко улучшилось.
Но стены затряслись, выпал кусок, сквозь пролом в стене помещение залило солнечным светом. Пыль и дым заметались в броуновском движении. “Прилетело” с тыла, от танка. Возле автобусов начался пожар. Благо, огнетушители были в достатке. Огонь удалось быстро потушить. Ожила рация – комбат приказал “сжечь” супостата.
Бойцы похватали гранатометы: из окон второго этажа вполне можно было нашпиговать бронированного зверя в МТО и башню. Танк без пехоты в условиях городского боя очень уязвим. В здание “прилетело” еще пару раз, стены тряслись, а остатки стекла с огрызками кирпича и бетона секли все вокруг похлеще любых осколков. Вероятно, в этот момент (хотя сказать сложно), появился первый “трехсотый” – осколками стекла бойцу посекло руку.
Танк начал пятиться назад и вдруг что-то громко взорвалось за железной дорогой, потом еще – танк начал обстреливать нашего противника. Гранатометчики доложили по радио о странном поведении машины – валит, куда попало. Ситуацию разрядил комбат, доложив, что танк все-таки наш, а поначалу вел огонь по своим по ошибке. Слава Богу не убил никого, а ведь мог…
Третий день наше сводное подразделение из остатков двух добровольческих батальонов, обороняло локомотивное депо Иловайска. Отсутствие каких-либо резервов и подкрепления делало невозможным продвижение вперед, нехватка боеприпасов, еды и воды – превращала перспективы все еще успешной, на тот момент, обороны, в туманные.
Слухи о том, что Иловайск окружен противником, гуляли еще 24 августа. А 24-26 августа, для поддержки разваливающегося воинства “ДНР” и “ЛНР”, государственную границу Украины перешли регулярные части Российской Федерации. Интернет наполнился видеороликами и свидетельствами очевидцев вторжения. Но в Иловайске покрытия мобильной связи не было, а был приказ – обороняться.
27 августа 2014 года. Среда
Да, по месту мы держались крепко. Были успехи. Под утро соседи вернули снайпера-ночника, который славно потрудился ночью – было слышно, как “кашляла” его винтовка, оснащенная тепловизионным прицелом и глушителем. Минометный расчет противника до утра не дожил. Что, вкупе со вчерашним устранением корректировщика артогня, привело к тому, что “Град” отработал по депо только в 8 утра, а минометов вообще не было слышно до обеда.
Дальше день проходил в перестрелках. “Пятизвездочный отель” работал в “режиме вулкана”. Черные от гари и копоти, как шахтеры, с раскаленными стволами, пацаны отказывались уходить на отдых или меняться. Периодически со свистом уходили вдаль выстрелы РПГ, щелкая, улетали ВОГи – перестрелка быстро стала рутинным делом. Постоянно меняя позиции, люди, во-первых, преподносили новые сюрпризы противнику, во-вторых, создавали видимость, что нас здесь значительно больше, чем на самом деле. Война, а уж тем более городские бои – это, в первую очередь, не кто кого перестреляет, а кто кого передумает.
Очередное затишье. Не полная тишина, конечно, если не на правом фланге, то где-то еще кто-то да постреливает. “Пятизвездочный” молчит, ребята расслабились, смотрят сектора вполглаза, но как-то не по себе. В кино бы сказали – подозрительно тихо. И возобновление стрельбы было, как всегда, неожиданным – дом изрыгнул пламя, противник подобрался и “увалил” из гранатомета. Благо, наши заметили пуск, успели выскочить.
Кстати, ударная волна только в кино лишь больно лягается по заднице. Контузии получили все. Но – живы, и на том спасибо. За первым пуском последовал второй, ракета высекла искры из потолка и взорвалась в уже совсем пустой комнате, не причинив вреда…
Бой утихал, все храбрились, козыряя друг перед другом количеством “заваленных” сепаров, обсуждая прошедший день. Несмотря на бесперестанную пальбу, работу артиллерии и снайперов, потери ограничивались легкоранеными бойцами. Если бы подвозили патроны да еду, держались бы мы тут очень долго. Патроны, еда и вода подходили к концу, мысль о том, что батальон в окружении, совсем не грела душу. Комбат всего не рассказывал. Ясное дело, всего не рассказывали и ему. Хотя вопрос “висел в воздухе” и даже иногда звучал вслух: надо выходить, ибо скоро зажмут.
Тем временем, где-то южнее у Амвросиевки закручивалась спираль событий, впоследствии названная “Иловайским котлом”. Один батальон территориальной обороны, едва только “запахло жаренным”, оставил занимаемые позиции (фактически, оголив кусок и так дырявого фронта, отсутствовавшего в прямом его понимании), погрузился в автобусы и просто уехал. Бросил все, наплевал на коллег, на другие подразделения, на присягу и приказ, дезертировал и укатил домой, мотивируя свой поступок “возможностью катастрофических потерь”. При всей “катастрофичности” ситуации, из 421 человека – личного состава батальона – потери составили двое солдат…
С одной стороны, злую, трагическую шутку с украинской армией сыграли низкая квалификация командиров, наплевательское отношение замполитов, пьянство, советская тяга к показухе, неумение и нежелание научить и мотивировать личный состав. Соседние блокпосты не имели связи между собой, не было координации между родами войск, артиллерия била по своим, менеджеры и сантехники постигали искусство войны лучше кадровых военных. С другой стороны, когда, казалось бы, вот-вот, еще капельку дожать и победа – кардинально изменил ситуацию ввод на территорию Украины свежих 4 000 солдат РФ.”Фронт, которого не было” рухнул.
28 августа 2014 года. Четверг
Тем временем, в Иловайске ситуация шла своим чередом. Словно заправские коммандос из фильмов, под покровом ночи, тихо, чуть ли не с одними ножами в зубах, ребята залезли на трубу котельной и установили там, на самой высокой точке Иловайска, украинский флаг.
Ты можешь быть сто раз атеистом, убежденным прагматиком, жестоким циником, верить лишь в силу оружия и руководствоваться фразой “мир, через превосходящую огневую мощь”, но символизм, суеверия и война идут рука об руку. Противник, увидав “укропский” флаг, взбеленился.
Используя чуть ли не все имеющееся вооружение, враг стремился уничтожить украинский стяг, назойливо развивающийся на горячем степном ветру прямо у них под носом. Было ощущение, что противник вообще забыл о горстке “укропов”, зачем-то засевших в мертвом локомотивном депо и его окрестностях. Битых два часа сепаратисты силились “снять” знамя: изорвать, сбить или даже завалить трубу. Два часа ни депо, ни “пятизвездочный” никого не интересовали. Два часа бойцы наблюдали войну “ДНР” и украинского флага.
Так промелькнул день. Дым, пыль, жара, стрельба, какой-то рваный отдых, идиотский сон. Комбат ничего не говорит, рассказывает что-то в стиле: “Помощь идет, ведутся переговоры, нас не бросили”. Наверное, он и сам не очень-то в курсе. Под вечер “сепары” запросили 6 часов перемирия. На самом деле – это был шанс попробовать выйти из окружения, пользуясь “тишиной”.
Поздно вечером 28-го августа комбат собрал офицеров – обговаривали выход. Конечно, без еды и воды можно держаться и сражаться. Без патронов – сложнее, ибо при всей экономии их осталось не так много.
Размышляли над тем, как выходить, куда, в каком порядке. Высказались все, всех выслушали. Состояние, когда мы не разбиты, мы хорошо дрались, умело, но вынуждены сдать позиции, угнетало. В итоге, приняли решение: поставив в известность соседей, выходим на автобусах, по проселкам, избегая основных дорог из города, затем спешиваемся и группами, ведя разведку впереди, не ломясь, спокойно выходим к своим.
Территория не контролируется, сплошная серая зона, никакой линии фронта. Налегке, пусть долго, но выходить полями были неплохие шансы. Высокий подсолнух и кукуруза скрыли бы перемещения людей. Слиняв “по-тихому” ночью, в момент затишья, мы бы выиграли время, а дальше бы разбирались по ситуации. Определили направление, довели информацию людям, поставили четкие цели – замаячил хоть какой-то свет в конце тоннеля и стало легче. Потому что неопределенность – хуже самого тяжелого боя.
Выход был запланирован на час ночи. Но был дан “отбой” – сказали, что выход перенесен на 4 утра, колонной. Комбат собрал офицеров и шепотом прояснил позиции – дескать, высокое командование договорилось о “коридоре”. При всем идиотизме ситуации, все даже обрадовались. И около 4-х утрапогрузились в автобусы и покинули локомотивное депо города Иловайск.
29 августа 2014 года. “Черная” пятница.
Колонна “мощной военной техники” – автобусов и легковушек, самыми защищенными транспортными средствами которой были бронированные “приватбанковские” Фольксвагены, медленно покидала город. Растянувшись как змея, пыля, дымя, периодически останавливаясь и вновь трогаясь в путь, техника удалялась от Иловайска. Относительное перемирие относительно соблюдалось и утренний воздух наполненный лишь звуком автомобильных моторов и запахом бензинового выхлопа, напоминал скорее воздух уличной пробки в Киеве, нежели горячее от осколков и пуль дыхание донбасской степи.
Многополье встретило запустением и отсутствием наступательного возбуждения недельной давности. Цыганский табор из разношерстных и многочисленных машин и автобусов смешался с БМП и БТР ВСУ. В воздухе висело напряженное ожидание – в “верхах” шли переговоры.
Уже ни для кого не было секретом или неожиданностью – мы окружены, от нас до границы никого нет и враг гонит сюда технику и людей. Последние сомнения по поводу вероятности входа россиян развеялись. Они посмели, они вошли. Вопросов нет. Те воины, которые не побежали, а сражались – сделали невозможное, они отбили у противника желание ввязываться в затяжные бои на чужой территории и начался переговорный процесс.
В 6 утра, в Многополье приехал БТР с представителем от российской армии для согласования и координации выхода из окружения. После захваченных в плен российских десантников, так неудачно заблудившихся с боевым оружием на 30 км вглубь украинской территории, после захваченной техники, которая находится на вооружении только лишь армии РФ, попытки маскироваться под “ополчение” хоть и продолжались, но выглядели нелепо.
Изначально планировалось два маршрута выхода – северный, через Михайловку, Светлое и Горбатенко, и южный – через Красносельское, Осыково, Победу и Новокатериновку. Были сформированы две колонны, комбат решил идти с северной. Настрой в подразделении был решительным, бойцы “забронировали” автобусы железными листами, распределили обязанности, распределили боекомплект, обеспечили круговой обстрел. Командир честно признал, что, если там толковая засада – выйдут, в лучшем случае, 30%.
Переговоры шли туго, представитель РФ тянул время, Многополье, переполненное техникой и людьми, представляло из себя идеальную мишень: все сосредоточено – машины стоят борт к борту, банально, накрой село несколькими “Градами”, и все. Даже укрытий на всех не хватит.
В 11.00 стало понятно, что “зеленого коридора” не будет. Со стороны РФ в ультимативном порядке последовало указание: оружие сложить, технику оставить и выходить новым, не согласованным маршрутом. Фактически, это было предложение просто взять и позорно сдаться в плен, всей группировке. Ситуация накалялась. Когда упали первые мины (неточно – пристрелка), стало ясно, что игры в дипломатию закончились и начался силовой прорыв.
На часах было 11.15, когда масса из БМП, нескольких танков и огромного количества обычных автомобилей пришла в движение.
Первую линию российских укреплений возле Красносельского проехали нормально. То ли россияне – а это были именно они – не имели приказа на открытие огня, то ли впускали колонну в западню, то ли были не готовы, но стрельбы не было. Некоторые солдаты даже махали руками проезжающим автобусам. Это было похоже на хорошо оборудованный тир. В ста метрах от дороги – окопы, дальше пулеметные гнезда, еще дальше – позиции АГС. Единственное, чего противник не успел – так это щедро заминировать дорогу, быть может, просто мины не подвезли. Но если бы вдоль дороги стояли хотя бы МОНки (мины осколочные направленного действия), не вышел бы никто.
Второе кольцо окружения “включилось в работу” без сантиментов: горизонт пылал вспышками, было видно, как артиллерия работает по нашей южной колонне – взрывы, на земле и в воздухе струйки дыма – белого вниз, и ядовито-черного к верху. Созерцать эту картину довелось недолго, звенящие по жестянке бортов автобусов пули и взывы минометных мин на дороге возвестили о том, что прогулка закончилась, и началась война.
Колонна ушла в поле, превратившись в “стадо” автомобилей, БТРов и БМП, в беспорядке движущихся “на выход”. Периодически – то тут, то там – падали снаряды, противник наращивал интенсивность обстрела, белые, заполненные под завязку людьми автобусы, хоть и огрызались огнем из всех стволов – на черно-зеленой земле были идеальными мишенями. БМП с пехотой на броне пытались прикрыть своими бортами другую технику, но их было мало. Впереди был маленький хутор Горбатенко…
Когда шедшие в голове колонны танки его прошли, по автомобильной технике россияне открыли шквальный огонь из пулеметов и гранатометов. И если нескольким головным машинам еще удалось на скорости проскочить простреливаемую зону – Т-образный перекресток, где все замедлялись и поворачивали на Новокатериновку, то уже первый шедший за ними автобус на выходе из села был подбит.
БМП, закрывавшие с боков автобусы, были также сожжены: людей сметало градом пуль с брони, бросало на землю взрывной волной, ломая кости и сворачивая шеи. Машины шли, не останавливаясь, не обращая внимания на повреждения и не пытаясь подобрать отставших. Кто мог, на ходу запрыгивал на еще живые грузовики и потрепанные, уже давно без окон, автобусы. Многие уходили пешком, прятались в домах, пытались организовывать сопротивление.
Это была дичайшая, просто невообразимая картина, когда вокруг все горит и взрывается, автобусы и грузовики, паруя простреленными радиаторами, еле волочатся на пробитых, иногда чадящих едким дымом колесах, раненого водителя прямо на ходу меняет очередной смельчак, а совсем рядом за этим кровавым действом наблюдают с отрешенным взглядом старики. Просто сидят на скамейке и лузгают семечки…
В первый наш автобус прилетела ракета РПГ и тот встал. Двигатель вырвало “с мясом”, на его месте зияла черная, пылающая огнем дыра, люди спешно покидали машину, отстреливались, пытались вытягивать раненных. Появились первые погибшие. Пламя, питаясь разбрызганным по изуродованному мотоотсеку бензином и маслом, постепенно разгоралось. Раненных начали стаскивать в ближайший дом.
Второй автобус, не останавливаясь, прополз дальше. Еще перед выходом, комбат инструктировал всех – что, в случае повреждения техники, остановки под огнем и пересадки не будет. Отчаянно плюясь во все стороны свинцом из всех стволов, второй бус проковылял еще несколько метров и получил попадание в переднее левое колесо – его вырвало, и жестяная коробка с людьми внутри замерла. Через окна и двери люди посыпались наружу. И к цокоту пуль о металл добавился противный чавкающий звук пуль, входящих в живое тело.
Хутор Горбатенко оказался последним пристанищем для всей небронированной техники, за считанные минуты превратившись в пылающее кладбище из металла, резины и человеческих тел. Ветер разносил запах горелого мяса. Шум стрельбы утихал и удалялся, сменяясь стрекотней взрывающегося боекомплекта. Работала непонятно чья артиллерия, бой шел в Новокатериновке, урочище Красная Поляна и вообще везде.
Переводя дыхание в домах на углу злосчастного перекрестка, бойцы оказывали помощь раненым, держали совет, как быть дальше. Среди них были и те, кто с оружием в руках прорвался к своим в Комсомольское, были и те, кто струсил и стремился “закосить” под местного, были те, кто просто сбежал, как замкобата, были и те, кто до последнего оставался с ранеными, закрывал глаза погибшим, и стаскивал их тела в погреб. Кто-то попал в плен, кому-то повезло больше…
По состоянию на обед 29 августа, подразделение, гордо именуемое батальоном, было рассеяно и разбито. Этот день был записан в новейшую историю Украины кровью. Иловайское сражение стоило жизни более чем 350 человек, около 300 получили ранения различной степени тяжести, около 150 человек были пленены.
Кто -то потерял на поле брани ногу, кто-то друга, кто-то жизнь, кто-то душу. Люди под трехцветным флагом потеряли в бескрайних полях под Иловайском последние капли совести и чести.
Юрий Руденко